«Мы зачастую просто жили в кадре»: интервью с актерами из сериала «Слова пацана»

25 января, 2024 admin Нет комментариев

«Мы зачастую просто жили в кадре»: интервью с актерами из сериала «Слова пацана» интервью 25 января 2024 13:26

В конце декабря в онлайн-кинотеатрах START и Wink вышла долгожданная финальная серия нашумевшего сериала «Слова пацана. Кровь на асфальте». Сериал зарекомендовал себя главным стриминговым событием 2023 года, а мы решили узнать у молодых актеров о том, как они справились со сложной темой взросления, взаимодействовали с именитыми звездами, искали сходства и пытались оправдать своих довольно отрицательных героев.

Содержание:

Найти героя не своего времени

Бесконечные выяснения отношений «на кулаках», гуляния до темноты и танцы в местном доме культуры как единственное развлечение — современным подросткам этот образ жизни может быть не близок, зато более взрослые зрители «Слова пацана» моментально увидели в нем себя. Режиссер и сценарист Жора Крыжовников («Звоните ДиКаприо!») и его соавтор Андрей Золотарев («Притяжение») взялись за очень специфический период истории СССР, выбрав именно конец 80-х. «Перестройка» принесла большие перемены, трудности и множество опасений для взрослых, но мальчишки, подраставшие в это время, вряд ли вдавались в такие подробности. Тревогу родителей они впитывали через воздух.

Изображать взрослые темы через призму детского восприятия само по себе сложно. Вдохнуть жизнь в юных героев так, чтобы это выглядело и кинематографично, и реально — задача со звездочкой, но именно звезды из таких амбициозных проектов и рождаются. От главного героя «Слова пацана» зависел успех всей истории, ведь именно через него преломляется суровый мир, созданный авторами. С этим блестяще справился 15-летний Леон Кемстач, который в статьях о сериале уже получил приставки «трогательный», «органичный», «удивительный актер». Его впечатляющая и страшная трансформация в «Пальто» на протяжении серий — один из главных движков истории. Сам Леон при этом рассказывает, что роль получил, как водится, практически случайно — вопреки ошибке на прослушивании.

Леон Кемстач (Андрей):

Моя мама увидела пост о кастинге у Саши Петрова и предложила попробовать. Я это воспринял, если честно, не всерьез: такой крутой проект, а у меня тогда всего одна роль была, меня вряд ли утвердили бы. Мы отсняли и отправили визитку и несколько фотографий. И через пару дней мама мне говорит: Леон, тебя позвали на пробы, летим в Москву. Сейчас у нас есть дуэт — мой и Рузиля. Но изначально главного героя хотели назвать Маратом. Поэтому я случайно выучил не тот текст! Выучил на Марата, триста раз репетировал, переживал. На прослушивании начал извиняться, но мне сказали: ладно уж, читай. Думал, всё — оплошал, опозорился, позор и стыд. И потом узнаю, что меня позвали на ансамблевые пробы. Думали, что со мной делать, даже хотели перекрасить, но в итоге решили поменять героям имена: Рузиль больше похож на Марата, чем я.

«Пальто» презентует зрителю новый мир снаружи, а втягивают его в круг дворовой шпаны те, кто давно знает улицы изнутри. Хулиган Марат быстро находит с ним общий язык и поначалу кажется крутым парнем, давно адаптировавшимся к строгим понятиям. Но уже через пару серий в нем открывается иная сторона — чувствительная, с ноткой трагизма. Благодаря ей актеру Рузилю Минекаеву («Смычок») удалось легко нащупать связь со своим героем.

Рузиль Минекаев (Марат):

Странно, но я, если честно, еще не определился: я вроде как интроверт, но мне было легко играть Марата. Я понимал его природу, хоть и не похож на него, проявляющего жестокость, насилие по отношению к другим. И Марат получился вроде бы шумным, активным, эмоциональным парнем, но в глубине души он очень чуткий, человечный, гуманный. Во мне всё это тоже есть. И от слов об интровертности я не отказываюсь: мне тяжело с кем-либо заговорить, особенно первым, и если кто-то подходит заговорить — это огромный дискомофорт.

Вопрос о том, легко ли было вжиться в свою роль и ее сложнейший бэкграунд — наиболее очевидный. Но в разговоре со всеми, кто причастен к «Слову пацана», быстро становится понятно: это не документальное исследование, а прежде всего история взросления. Сценарист Андрей Золотарев в одном из интервью очень точно отметил одну из общих черт эпохи — «безотцовщину». Актеры тоже часто к ней обращаются, точно чувствуя главную проблему всех героев: их связь с семьей, домом, более-менее устойчивыми институтами абсолютно разорвана. Это сквозит и в сцене с плачущим отцом-Буруновым, и даже в словах и поступках второстепенных героев.

Леон Кемстач (Андрей):

У нас с Андреем схожесть в том, что я тоже свое раннее детство прожил без отца, с мамой и бабушкой.

Слава Копейкин (Турбо):

Хотелось бы узнать, какие у Турбо отношения с семьей, потому что мы видим только историю Марата и Андрея в данном случае. Мне кажется, там какая-то сложная история: он всё время со своей компанией, дома не появляется. Возможно, у него отец пьющий. Турбо недополучил любовь от своих родителей, но очень в ней нуждается, пытается получить ее за счет остальных. Для него все — его «скорлупа», его ответственность, и он бы плакал одинаково, если бы умирал любой из них. Он наполнен этой любовью, которую выражает через жестокость. Когда Турбо бьет их за курение — он бьет не потому, что хочет, а потому что желает им только лучшего.

А для Льва Зулькарнаева расхождение с его героем только прибавляло внутренних актерских поисков. Парадоксально, но именно на том, как сильно дети 80-х отличаются от следующих поколений, строилась его попытка понять историю изнутри.

Лев Зулькарнаев (Зима):

Сам Зима мне не очень близок по духу, стилю и способу жить. Была сложность в том, что я внутренне, как Лев, максимально от этого далек. Но на таком несоответствии человека и персонажа рождается какой-то объем: я предлагаю этому герою то, чего точно не было в сценарии, и мы создаем более сложный экранный организм. И сама тема меня очень увлекла на стадии подготовки. Не могу сказать, что искал какие-то конкретные биографические точки — это всё не важно. Важно поговорить о том, почему мальчишки в такое искалеченное, растерянное время идут именно подобными путями, совершают ошибки, что ими движет. Посмотреть на Зиму чуть на дистанции, исходить с точки своего отношения к нему.

Жить в кадре

Тематика сериала волнует зрителей, журналистов, критиков в первую очередь, и всё же из рецензии в рецензию кочуют похвалы в адрес актерского ансамбля. Его более взрослая часть делится, в свою очередь, на две стороны: одни пытаются идти на контакт с малолетней шпаной, другие — игнорируют ее, не понимают, боятся. Та самая безотцовщина и отсутствие родительской заботы, контроля, советов возводится до абсолюта в образах родителей. Леон делится, что его экранную маму Юлю Александрову невзлюбили зрители, но для него (как и для критиков) это — показатель невероятного профессионализма и сильной актерской игры.

Вторым столпом родительства в сериале становится отец Марата и Вовы. Сергея Бурунова все молодые коллеги уважительно зовут «Сергеем Александровичем», и, даже сыграв с ним одну-две сцены, вспоминают совместную работу с восторгом. Его душераздирающий разговор с Маратом особенно западает в душу: на грани слез взрослый герой спрашивает, что же он сделал не так в воспитании сына. Сцен плача, к слову, удивительно много в проекте с названием «Слово пацана» — эмоция, в которой стереотипно отказывают мужчинам, здесь демонстрируется без стыда.

Слава Копейкин (Турбо):

Здесь много было драк, драматических сцен — было кайфово “поиграться” в них. В сцене у морга я понимал: ужасно то, что происходит, но классно сыграть эту эмоцию Хотя такой задачи не было, это моя инициатива. Я подумал: “Пацаны не плачут”, но тогда я буду заметно сдерживать эти слезы. Умер товарищ Турбо, человек, которого он взращивал, следил за ним — почему же он не может заплакать, так ведь будет даже сильнее. И я просто начал в это играться.

Связь с ребятами не потеряна только у Вовы (Иван Янковский), недавно вернувшегося с военной службы. Это другая часть потерянного поколения, прошедшая через опыт, которого в сериале касаются вскользь — не отходя от тематики. В реальном мире пацаны, возвращаясь со службы, могли и не возвращаться в состав старых уличных знакомых. Но Вова не просто встраивается обратно в иерархию, а берет начало над «скорлупой» и ребятами чуть постарше. Так и Янковский в работе взял под свое крыло всех младших коллег.

Рузиль Минекаев (Марат):

С Ваней Янковским мы очень хорошо общались, меня удивило, насколько он приятный, добрый — и простой. Приезжаешь утром на площадку, идешь в вагончик, переодеваешься, а тут к тебе стучится Ваня и спрашивает: как дела, как спалось, как прошла смена вчера? И ты просто болтаешь с ним. Янковский очень многому меня научил, отвечал на вопросы, советами делился.

Слава Копейкин (Турбо):

В случае с разницей в возрасте между Леоном, Ваней, мной — ее не ощущалось на площадке. Просто работали как компания коллег, и не было мыслей, “тебе, Леон, пятнадцать, а я на актера отучился, поэтому осади тут!”. Было соавторство, компанейство. Если Леон что-то недопонимал, могли быть советы и с моей стороны, и со стороны Вани.

Лев Зулькарнаев (Зима):

Мне не впервой было работать с опытными актерами, и команда была прекрасная, объединенная общей классной мыслью, языком, стилем. Все кайфовали друг от друга, всё было очень по любви. И Андрей Николаевич (Жора Крыжовников — прим.ред.) — человек, который постоянно заряжает на какой-то поиск, внутреннее актерское открытие, импровизацию. История сериала все-таки про молодых, а не про опытных героев, — про поколение, которое потерялось. Как-то глобально, философски оно искало себя не через те пути, и в тот момент себя не нашло. И в этом вина, в том числе, взрослых, их боль, трагедия.

Почти все обзорщики «Слова пацана» сходятся на том, что актеры практически живут в кадре. От того реалистично ощущается каждый замах и удар в дворовом бою, мастерски запечатленном на ручную камеру. Никаких хитростей или секретов съемки тут нет: актеры объясняют, что действительно жили на площадке, дышали как их герои, дарили им свои ужимки и черты, отталкиваясь от действий друг друга.

Рузиль Минекаев (Марат):

Не сказал бы, что что-то добавлял в реплики: в сценарии мне нравилось всё. Андрей Николаевич всегда шел навстречу, не препятствовал импровизации, она даже стала для меня важной частью — может быть, не всей профессии, но точно этого проекта. Очень много клевых вещей мы сделали на ней. Не знаю, что вошло в финальную версию, а что нет, но много примеров было в шестой серии. И когда мы с Андреем в первом эпизоде тусуемся в квартире Марата — поем, играем на фортепьяно, деремся.

Лев Зулькарнаев (Зима):

Сложно снимать в холод, снимать большие массовые драки, но съемки были радостные: радость поиска, радость находок смысловых и актерских. Вся команда проекта, от режиссера до всех цехов, изучала эпоху очень внимательно — они готовились, вспахивали ее. Поэтому всему коллективу огромное спасибо, все было очень детально соблюдено. У нас на площадке был консультант, мы постоянно оставались внимательны и трепетны к тем фактам, о которых говорили в сериале.

Слава Копейкин признался, что обычно выбирает для себя «живой» актерский метод: площадка становится основным местом работы с его героем. Турбо родился в кадре, обросший фактурой и эмоциями в окружении декораций и событий самой сцены. Это спасало даже во время сложных, многосоставных ансамблевых сцен.

Слава Копейкин (Турбо): Мой внутренний камертон, внутренняя правда помогают верить в происходящее. И уже я — не совсем я, а немножко Турбо. Мы зачастую просто жили в кадре. Например, в четвертой серии есть сцена в подвале, когда мне дают куртку, и я ее неправильно надеваю. Не думал, что дубль оставят, но его оставили — и это хорошо, это больше похоже на жизнь. В следующих сериях есть момент, который строится полностью на мне, и сюжетно, и сценически. Мы с Андреем Николаевичем поговорили перед этим, попробовали, отсняли, но мне не нравилось. Потом камеру развернули на Рузиля. А я стоял рядом с Лёвой (Лев Зулькарнаев — прим. ред.) и просто, подкидывая текст Марату, начал угорать как-то, подшучивать над Зимой, камера же меня не видит — могу делать, что хочу. Тогда Андрей Николевич в микрофон кричит: “Так, быстро, камеру обратно на Копейкина, и делай точно так же”. И дело пошло. Я сбросил ответственность, что на меня направлена камера, и оно сработало.

Нести груз славы

Сериал Жоры Крыжовникова для одних стал очередным ярким проектом в длинной фильмографии, а для исполнителей главных ролей — самым настоящим карьерным прорывом. Анка Пересильд (Айгуль) и Леон Кемстач практически год в год соответствуют возрасту своих героев. Некоторые юные советские и российские звезды ярко горели в своих самых знаменитых проектах, но не продолжали карьеру.

Судя по настрою Леона, ему это уже не грозит: сотни поклонников, потянувшихся в соцсети актера, его не пугают, а только мотивируют. После «Слова пацана» он мечтает о роли совершенно другого спектра эмоций — как говорит сам Леон, по примеру Райана Гослинга, который может меняться от глубокого трагизма «Бегущего по лезвию» до сатиры в «Барби».

Леон Кемстач (Андрей):

Когда мы закончили съемки “Слова пацана”, я знал, что это будет крутой проект, но для себя принял решение: сейчас я погружусь в учебу. А сейчас тысячи фанатов пишут очень приятные вещи, говорят, как круто, “максимально точно” сыграл. Хвалят еще коллеги по цеху, профессиональные актеры, которые уже много лет в этом деле. Были даже случаи, когда мне писали люди в возрасте, пережившие это время, побывавшие в группировках — мол, красавчик, очень четко всё передал. После того как люди пишут приятные комментарии, появляется огромная мотивация, хочется радовать фанатов следующими проектами.

О реакции фанатов самого разного возраста со смехом и восхищением рассказывает Рузиль, хотя последствия внезапной популярности у него довольно серьезные — поклонники смогли достать его личный номер телефона. Но к славе он был чуть более подготовлен: до этого 22-летний Минекаев сыграл в молодежном сериале «Смычок» такого же балагура, мелкого преступника с мечтами о большой рэп-сцене.

Рузиль Минекаев (Марат):

Меня начали узнавать на улицах — подходили, просто какой-то мужик мог подойти, поздороваться во дворе, сказать: ”Смычка” смотрел, классно вышло! А после премьеры “Слова пацана” просто произошел какой-то взрыв в соцсетях. Пишут, звонят — люди где-то нашли мой номер, теперь поступают звонки раз сорок в день. Я, конечно, сейчас уже скрыл всё это, но все равно звонят и пишут. Много комплиментов, много респекта, просят записать кружочки — это прикольно, непривычно.

У Льва Зулькарнаева тоже было соприкосновение с популярностью, пусть и совсем другого рода. Одну из его первых работ, драмеди «Экспресс», за рубежом назвали бы «инди-любимчиком»: фильм покорил жюри фестиваля «Окно в Европу» и неоднократно попал в списки лучшего российского кино 2022 года. Лев рассказал, что позже увидел в этой истории параллели со «Словом пацана».

Лев Зулькарнаев (Зима):

”Экспресс” не раз переносился, но мы нашлись и сделали это. Мне очень нравится этот фильм — дорогая сердцу работа, потрясающий режиссер Руслан Братов. Проект зацепил меня сценарием, я увидел в нем такую притчевую основу. Это тоже история о парне, который растерян перед жизнью, не устроен в ней. И, мне кажется, он не очень рефлексирует на этот счет: как он живет, правильно или нет, нужно ли ему менять эту жизнь. И вот, герою выпадает призрачная возможность выбрать большую сумму денег, которой он очень лихо распоряжается весь фильм, еще не получив. Но что для него эти деньги? Получив благосклонность судьбы, что он готов с ней сделать? Это губительная растерянность и непонимание, отсутствие задумчивости над жизнью, они как-то сбивают человека — оставляют, как пакет во дворе, крутиться по ветру. Об этом говорится и в “Экспрессе”, и в “Слове пацана”. Нужно задумываться над тем, правильно ли мы живем.

Актеры внутренне сверялись с рассказами родителей, документальной хроникой конца 80-х, общими знаниями о жизни улиц — всё это позволяло составить представление о «страшном времени». Рузиль вспоминает истории матери, которая боялась выходить на улицу и днем, и ночью и попадала под комендантский час. И всё же, краеугольным камнем всех обсуждений «Слова пацана» стала «подспудная романтизация» уличных понятий и сложной мальчишечьей иерархии тех лет. Исполнитель роли Турбо — жесткого, наиболее верного правилам своей банды — отвечает на эти опасения вполне однозначно.

Слава Копейкин (Турбо):

Мы все вместе играли одно: это нельзя повторить. Мы играли как раз анти-романтизацию, обсуждали, что этим нам очень нравится сценарий. История именно о том, чего делать не нужно, как жить нельзя. К финалу вы увидите, к чему приводит вся та жестокость в начале сериала. Для всей группы это была рефлексия нашего прошлого, которая очень важна, особенно в наше время.